Идут годы, но прошлого не уносят. Мужественные солдаты, отстоявшие в смертельной схватке с фашизмом великие завоевания революции, как бессменные часовые продолжают стоять теперь уже на трудовом посту. Они и сегодня с нами.

События того времени отодвинулись от нас на десятилетия. У бывших безусых юнцов теперь растут внуки, для которых страшное слово «война» — это книги, кинофильмы, рассказы старших. Но никто из них, ни живые, ни мертвые, не забыты. Павшие — в списках и памяти, как незаживающая рана, живые — живая история наша.

С одним из них я хочу познакомить вас на страницах нашей газеты — это слесарь-инструментальщик цеха № 27 завода «Кузбассрадио», бывший командир 76-миллиметрового орудия Дмитрий Михайлович Фёдоров. Мы встретились с ним в обеденный перерыв. Обедал он прямо у своего станка. Пожелав приятного аппетита, сочувственно отнеслась к тому, что без горячего обеда, видимо, плоховато.

- Ну, что вы, я так к этому привык, что боюсь, когда на пенсию уйду, буду и дома с жены «паек» сухой запрашивать, — пошутил Дмитрий Михайлович. — Мое поколение к этому привыкло, с войны еще, — продолжил он.

А я вспомнила своего отца. Тоже зачастую всухомятку обедал, все время экономил и так же полушутя отвечал: «Я ведь в живых остался не есть за тех, кто не пришел с войны, а делать то, что они не успели сделать. Жаль, жизни две не дано». Почему-то сразу спросила Дмитрия Михайловича: «Под Ленинградом не воевали?».

— Угадали, там, - получила утвердительный ответ.

— Ведь я родом из Ленинградской области. Там я после окончания 7 классов поступил в ФЗУ. Кто из ленинградских мальчишек не мечтал о море? Я тоже мечтал стать судовым машинистом. Только, видно, не судьба. В 1940 году поступил в училище, а в 1941 году началась война. Я в это время на практике был. Помню, плыли мы по реке Свирь, к Волге шли, с грузом. На одной из стоянок капитан, сошедший на берег решить вопрос с продуктами, вдруг вернулся очень скоро, и первое, что мы услышали от него, было: «Война, ребята, немцы на нас напали». Тут же четко и конкретно дал всем указания, кому в военкомат, а мне так прямо и сказал: «Вот, парень, кончилась твоя практика. Теперь будешь работать, да еще и в две смены, одну — кочегаром, другую — масленщиком» Мне тогда и семнадцати не было, — рассказывает Дмитрий Михайлович. — Я даже не сумел, как надо, прочувствовать то, что произошло. Понял все значительно позже. А пока мы продолжали плыть. Конечно, работали с удвоенной нагрузкой. В Костроме остановились на зимовку. Там я узнал, что наше ремесленное эвакуировано в Горький. Отыскал. Доучиваться пришлось уже в военное время. По окончании училища меня мобилизовали в армию.

Защищать мне пришлось родные места, где я родился, где вырос. Тогда, впервые переправляясь в Ленинград через Ладогу, я почувствовал холодок страха. Издревле за Ладогой закрепилась дурная слава. Суда тонули даже в мелководной части озера, а по каналам, при Петре еще построенным, хозяйничали немцы. Поэтому другого пути не было. И пошли мы через Ладогу. Мне, речнику, было ли не знать, что такое Ладога! Ее многие речники не любили, да и знали плохо. Все же в Ленинград прибыли благополучно. Страшно вспомнить, каким мы увидели его. Черный, блокадный город, жуткая тишина в перерывах между налетами, закутанные, полуживые от голода люди. До сих пор мне снится Ленинград таким...

Тогда, в ноябре, голод унес 11 тысяч жизней. Этого забыть нельзя.

Мы, еще не успевшие надеть солдатскую форму ребята, поклялись костьми лечь, но спасти от фашистской чумы нашу землю. Так думал каждый из нас. Мы видели, как гибли люди, но даже в таких жутких условиях оставались людьми, и поэтому верили, что победа будет за нами. А дальше? А дальше мы прошли трехмесячные курсы бойца и – на передовую. Помню ли первый бой? Конечно, помню. Какая-то деревушка под Ленинградом, опушка леса, уже вечерело. Нам во что бы то ни стало нужно было отбить эту высотку. И мы ее отбили. Страшным первый бой не показался. Наверное, потому, что своих убитых не было, а убитые фашисты, кроме отвращения, никакого чувства не вызывали. Немного неприятно — кровь на белом снегу. Впервые я понял, что такое война и смерть, когда в одном из последующих боев погиб мой товарищ Саша Пономарев.

Привыкнуть к этому было нельзя, но так страшно уже не было. Прошли с боями Прибалтику. Там меня тяжело ранило осколком в грудь. Подлечившись в ленинградском госпитале, я снова вернулся на фронт. В одном из боев к нам прибыло пополнение. Из этого пополнения понравился мне один парень. Отчаянный весельчак и песенник. В общем стали мы закадычными друзьями. Эх, знали бы вы, какой это был парень, Коля Киселев! Вот уже 24 года как оставил он нас.

22 ранения было у него, все годы после войны мучили его осколки, и вот в 1960 году умер. Остался я один. С тех пор не могу я себе друга найти, чтобы, как Николай, по душе пришелся, вздыхает Дмитрий Михайлович. - Может, подумаете, что придирчивый я или неуживчивый? Нет, просто одинаково на вещи мы с ним смотрели: не жалели ни о чем, нажива нас совсем не интересовала, ничему и никому не завидовали. А что завидовать-то? Вот уж не люблю людей, которые употребляют слово «достать». Это ж любым путем, но лишь бы... Мы вот с Николаем никогда к этому не стремились.

Смотрю на Дмитрия Михайловича и удивляюсь. Какой же это замечательный человек! Всю войну прошел, все ужасы видел, а каким остался веселым, энергичным. Без конца шутит.  Когда приходила договариваться о встрече, он стоял у станка и что-то напевал. «Ну и ну! — подумала я. — Шум такой, весь день на ногах, а он еще и поет!». А Дмитрий Михайлович в ответ: «Что поделаешь, если душа сама песни просит, с Колей-то мы вдвоем все «Смуглянку» пели. Очень она нам нравилась.

Смотрю на его руки. Большие, крепкие руки настоящего рабочего. Подумалось о том, что и, на море и, на суше — такие руки всегда будут надежными.

— Что же с морем-то расстались?

- Да это же опять дружок мой, Николай. В 47-м, после демобилизации (мы ведь с ним до Берлина дошли и еще там два года оставались), так вот, пригласил он меня тогда в гости, в Белово погостить, а как уезжать я собрался, тут он мне прямо и выложил: «Не могу без тебя, оставайся здесь, женишься». И так на меня посмотрел! А у меня у самого к нему душа приросла. Так я стал беловчанином.

— Переучивался? Нет, как-то так вышло, что встал я впервые к верстаку, и будто всю жизнь только тем и занимался, что штампы делал.

Время обеденного перерыва подходило к концу, а мне совсем не хотелось расставаться с Дмитрием Михайловичем.

Много читала и в кино видела войну, помню рассказы отца своего, но до сих пор всегда волнуют воспоминания очевидцев. Без колебания могу сказать, что именно на таких, как Дмитрий Михайлович Федоров, «Русь держится».

Смотрю на его фотографию и думаю: «А о наградах-то он мне ничего не сказал. Скромный народ фронтовики. А у него-то их немало, одних боевых сколько! Это орден Красной Звезды, орден Славы третьей степени, медали. А в 1974 году Дмитрий Михайлович был награжден орденом Октябрьской Революции. За время работы имеет более 100 поощрений. Еще с 1955 года занесен в заводскую Книгу почета, является отличником социалистического соревнования.

Видимо, еще очень много можно рассказать о Дмитрии Михайловиче.

1 октября Дмитрию Михайловичу исполняется 60 лет. Но он еще бодр, полон энергии, наш ветеран.

Нет, нам нельзя забывать тех, кому мы обязаны своей жизнью, чья несокрушимая вера в прекрасное будущее вдохновляет нас на труд, наделяет неистощимым энтузиазмом.

Беляева А. Солдат остается в строю // Знамя коммунизма. – 1984. - № 115 (7561). - 25 сентября. – С. 2.