В начале Великой Отечественной войны судьба рядового пехотинца определялась первой атакой. Если выжил, значит повезло.

Повезло, даже если получил ранение и был вынесен санитаркой с поля боя. Тем более что основная масса необстрелянных бойцов пополняла графу «безвозвратные потери» в рапортичках полковых штабов. Помощнику машиниста паровоза Павлу Дмитриевичу Старостину со станции Промышленная вторая повестка из военкомата пришла в октябре 1941 года.

Первую приносили летом сорокового года, когда шла война с Финляндией. Тогда ему повезло. Пока эшелон с красноармейцами из Сибири добрался до места выгрузки, война в Финляндии закончилась, и он благополучно возвратился домой.

На этот раз было все по-другому. Фашисты рвались к Москве, и нужно было закрыть бреши в ее обороне. Поезд с мобилизованными прибыл на станцию Бердск, где формировалась 43-я Сибирская стрелковая бригада. Может, потому что, в семье Старостиных Павел был старшим сыном и на его плечи легли все заботы о четырех братьях, вырос он высоким и крепким. Видно, его стать и приглянулась бригадным минометчикам.

Старостина определили наводчиком в минометный расчет, а это значило, что во время пешего передвижения, кроме винтовки и всего прочего солдатского имущества, включая саперную лопату, ему полагалось нести на плечах еще и ствол миномета. Правда, его напарнику по расчету было еще тяжелее. Он нес на спине опорную плиту. Через месяц бригада погрузилась в эшелоны и двинулась к Москве. Там в это время сложилась почти критическая ситуация.

Немцы, прорвав оборону, вышли уже к окраинам столицы. Им противостояли остатки соединений Красной армии, которые еле сдерживали наступательный натиск фашистов.

Именно в это критическое время и прибыли сибиряки. По приказу Главного командования оборону столицы возглавил Г. К. Жуков, который, собрав в кулак все резервы, бросил их на кровавую схватку с врагом. Среди резервов была и 43-я Сибирская бригада.

— Досталось нам, — вспоминал Павел Дмитриевич Старостин.

— Участок обороны нашей бригаде отвели как раз на Бородинском поле. Тогда я подумал: «Раз мой дед здесь стоял насмерть, то и я не отступлю». Сам-то я родом из Рязанской губернии. Немцы пёрли напролом, пехотинцам приходилось по нескольку раз в сутки то отражать атаки, то переходить в контратаки. Народу выбило много. Но держались. А потом перешли в наступление. Помогала зима. Свои огневые позиции мы часто оборудовали в сугробах. Снег спасал от немецких пуль и осколков. Когда от Москвы враг был отброшен, нашу бригаду вывели на переформирование и пополнение. Летом 1942 года 43-ю Сибирскую бригаду перебросили на Воронежский фронт.

После неудачного мартовского наступления Красной армии на Харьков немцы прорвали советский фронт на протяжении 200 километров по фронту и ринулись на Сталинград.

В прорыв была брошена мощная 6-я немецкая армия под командованием генерала Паулюса. Линия обороны советских войск была непрочной из-за того, что многие части и соединения попали в окружение, а того, что осталось у Главного командования, хватало только на то, чтобы, сдерживая противника, отступать к Дону.

Вот тогда-то и пришел черед сибиряков.

На их траншеи сыпались тысячи немецких снарядов и авиабомб немецкой авиации. В один из таких дней минометчика Павла Старостина тяжело ранило.

Во время бомбежки он хотел укрыться в траншее, но она уже была полностью разрушена вражескими снарядами. Приметив огромную воронку от авиабомбы, он нырком бросился в нее. В это время почти рядом с ним разорвался снаряд.

Очнулся Павел Дмитриевич уже в медсанбате. В его спину впилось не менее десяти осколков, была раздроблена ступня. Врачи хотели отнять ему ногу, но Павел категорически отказался от операции. Потом был санитарный эшелон. Около месяца Старостина везли в Казанский госпиталь. Начальник эшелона запретил медикам делать раненым перевязки, чтобы во время пути в раны не попала инфекция. На третий или четвертый день у Павла Дмитриевича начались адские боли в раздробленной ступне. На его просьбу разбинтовать ее медицинский персонал, ссылаясь на приказ, начальника эшелона, отвечал отказом. Когда боль уже стала нестерпимой и стоны Старостина допекли других раненых, ехавших с ним в одном вагоне, один из фронтовиков чуть ли не силой заставил медиков снять с его ноги бинты. Окружающим представилось тошнотворное зрелище. В ране копошились длинные белые черви с черными головками. Когда ее очистили от паразитов и вновь перебинтовали, Павел Старостин успокоился. В Казанском госпитале его лечили восемь месяцев, а потом, определив Павлу вторую группу инвалидности, комиссовали и отправили домой.

В родное село Шипицино Промышленновского района он прибрел на костылях. Встретили его радостно. Не страшно, что искалеченный, важно, что живой. В первое время Павел лежал на лежанке русской печки, слабый и больной. Ступня ныла и нарывала. Однажды, когда боль стала уже совсем нестерпимой, он, согнув ногу в колене, углядел на розовой кожице поджившей раны черную точку. Под пальцами прощупывалась игольчатая твердость осколка.

— Мама, — крикнул раненый солдат, — дай мне клещи! — Зачем, сынок? — Надо, мама, надо. Мать принесла клещи, которыми выдирали из досок старые гвозди, и подала сыну. Тот, зацепив ими клок розовой кожи вместе с чем-то твердым, рванул. В клещах оказался твердый кусочек, омытый сукровицей.

— На, мама. Осколок вышел. Мать вначале не поверила, а потом, положив кусочек на порог, ударила его несколько раз обухом топора. Топор зазвенел. — Правда, — выдохнула она. — Ишь, какая чугуняка.

С тех пор Павел начал поправляться. Жизнь на печи уже давно ему обрыдла. Когда рана на ступне затянулась, он вырезал себе костыль и начал разрабатывать ногу. А через некоторое время его уже видели в железнодорожном депо станции Промышленная.

Он пришел к деповскому начальству: — Возьмите на работу, я ведь бывший железнодорожник. — Да куда тебя, ты же еле ходишь. — Да хоть куда, лишь бы работать. Его определили мести территорию. Мел. Потом слесарил.

А когда отбросил костыль, назначили начальником кольцевого пути. Месяцами он колесил по стране, выгребая горстями бельевых вшей. Наконец ему это надоело, и Павел Дмитриевич стал проситься на паровоз. Там и ходки короче, и специальность у него «помощник машиниста».

Сходил в военкомат. Попросил снять с него инвалидность. Инвалидность сняли. В депо его назначили помощником машиниста паровоза.

В соседней деревне, где жили родственники, познакомился с хорошей девушкой Евдокией, которая хоть и не была на войне, но однажды, перетаскивая мешки с просом на элеваторе, оступилась и повредила колено. Долго приглядывались друг к другу. Наконец поженились. Евдокия оказалась не просто хорошей женой, но и другом. Именно она хлопотала за мужа, когда ему захотелось стать машинистом паровоза.

Окончив курсы, он начал самостоятельно водить эшелоны. Потом железную дорогу электрифицировали. Павел Дмитриевич попытался переучиться на машиниста электровоза, но не хватило его четырехклассного образования.

Его перевели в Белово, тогда еще здесь сохранились паровозы. Но приехав туда, он узнал, что жилья ждать долго. Тут кто-то посоветовал Старостину съездить на разрез «Колмогоровский», где дают квартиры.

Вскоре семья Старостиных поселилась в новой трехкомнатной квартире в Колмогорах, а глава ее сначала работал машинистом паровоза на разрезе «Колмогоровский», потом на разрезе «Сартакинский».

Ветеран с женой вырастили двух дочерей и помогали в воспитании внуков и правнуков, которые всегда гордились своим славным дедом.

Боевые награды: орден Отечественной войны I cтепени, медали «За отвагу», «За оборону Сталинграда».

Трудовые награды: медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941- 1945 гг.».