Полтораднева Вера Ильинична

Участница Курской битвы

Родилась Вера Ильинична 12 августа 1919 года в г. Давлеканово Башкирской АССР.

Старшина медицинской службы Полтораднева, участвовала во многих боях за освобождение городов и сел нашей Родины.

В селе Заречное жила, училась и оттуда добровольно пошла санинструктором на фронт.

Воевала с апреля 1942 года по август 1945 года в 847-м стрелковом полку 303-й стрелковой дивизии.

Защищала города Воронеж, Яссы, Днепропетровск, воевала на Курской дуге.

По воспоминаниям Веры Ильиничны, время, прожитое на войне, было очень тяжелым. Воды и той пили не всегда вдоволь. Пищу на передовую доставляли один раз в сутки, да и то ночью. В одном из боев Вера Ильинична была тяжело ранена в предплечье, получила ранение груди, осколочное ранение правой руки.

После войны вместе с мужем вернулась в село Заречное.

С 70-х годов и до пенсии работала инспектором Госстраха.

Вера Ильинична вела активный образ жизни, была частым гостем школы №3, делилась своими воспоминаниями и передала на хранение в музей часть своих наград.

Боевые награды: орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Трудовые награды и достижения: Почетные грамоты, Благодарственные письма.

Источник: Книга «Дважды Победители» 2020 год

 

Из воспоминаний Ивановой-Полторадневой Веры Ильиничны о действиях 847го стрелкового полка. 20 декабря 1965 года.

Пошла на фронт добровольно через райком комсомола. Формировалась наша 303 я дивизия в вашем городе Гурьевске.

Зачислили меня в санроту 847 го стрелкового полка. Здесь нас обучали. Заниматься приходилось много. В мае месяце наша дивизия погрузилась в эшелон, и мы поехали. Разгрузились, не доезжая километров 50—60 до Воронежа, и пошли пешком занимать оборону к городу Воронежу. И когда стал наш полк подходить к городу, немец встретил нас снарядами, пулями. Немцу было выгоднее тем, что засел в домах, на чердаках, на улицах. И нашей дивизии пришлось занять оборону. Но наша санрота не успела подойти и развернуться, как навстречу шли раненые, и была команда быстро развернуться для приема раненых. Здесь мы стояли долго, не давая немцу прорваться дальше вглубь нашей страны. […] Мы стояли в воронежском лесу, назывался «Роща сердце». Когда мы шли лесом к городу Воронежу, был хороший лес. Лес! Какая дивная природа. По-моему, каждый живущий на земле человек должен любить лес, природу, но этот немец, я не найду слов выразить, что сделал там в течение 3—4 месяцев нашей обороны. Не было ни одного деревца, чтоб не задела пуля, осколок, каждое деревцо умирало стоя, и вот в этом то лесу были люди, защищая каждый метр леса, не пропуская немца дальше вглубь нашей Родины.

И эти воины-сибиряки были из 303 й стрелковой дивизии. После мы пошли левее Воронежа и заняли оборону на новом месте.

Здесь я была в 3 м батальоне санинструктором. Заняли оборону ночью, а утром, где - то в 5 часов, пошли в наступление. Но здесь наш батальон прошел только 3—4 километра, потому что поля были заминированы. Ко второй атаке батальон готовился трое суток, мы ждали приказа. После пошли в бой. К нашему батальону присоединились четыре танка Т-34, из них два танка не прошли метров 200—300 — взорвались, из люка вылез один танкист, помогая другому, одежда на них горела, и они упали на землю. Я побежала к ним, мне кричали вернуться, потому что поля были кое где заминированы, но я не послушала и побежала к ним на помощь. Одного танкиста я спасла, но он был очень обгоревший, неузнаваемый. Когда его товарищ погиб, танкист потерял сознание, я его оттащила метров 10-15 от горевшего танка, перевязала, и, когда он пришел в сознание, с санитаром Васей Переверзевым отправили в санроту полка. Жив ли этот танкист? А со второго танка не удалось спасти ни одного танкиста, потому что люк в танке не открывался, танк горел весь. И наша дивизия пошла вперед на Курское направление.

Я хочу описать интересную встречу с немцем в погребе. Дело было так. Утром, как стало светло, я стала ходить смотреть место для приема раненых. В это время я временно замещала фельдшера в батальоне, было у меня два санитара — Вася Переверзев и дядя Ваня Шатров. И вот иду и слышу — раздается стон, смотрю кругом — никого нигде не видать. Остановилась, слушаю, все повторяется. Иду ближе. Конечно, домов то поблизости нет, остались печи да развалины. Смотрю — погреб. Ну, я туда спустилась, гляжу: немец лежит. Но что было со мной, долго или нет я на него смотрела. Опомнилась, когда услышала русский голос: «Сестричка. Он же неживой. Помоги нам, не оставляй нас здесь». Тут я еще больше перепугалась — наверное, немец говорит по-русски. И подумала, умру, и наши не узнают. Ну, думаю, могилку нашла в погребе, готовенькая. Но пришлось подходить. Когда присмотрелась, гляжу — наши лежат двое в солдатской одежде и в очень тяжелом состоянии. Один ранен в живот, другой — в обе ноги. Я крикнула своим санитарам, мы их вытащили, перевязали. А сколько было благодарности, какие были ласковые их глаза, что мы их спасли из готовой могилы и отправили в санроту полка.

А что же получилось? Когда был бой до нашей обороны с той частью, которую мы сменили, немец сам залез в погреб и там скончался, а когда та часть стала брать деревню, то наши бойцы, будучи ранены, тоже спустились в погреб, сохраняя себя от обстрела, и ослабев, пролежав несколько часов, не смогли оттуда подняться. Вот такая была встреча.

Наш полк шел через Абоянь на Ржев, шли вдоль линии. С левой стороны лес, с правой — линия железной дороги, а за линией, где-то километра три дальше, — деревня, не помню название. Заметили немцев, которые шли к линии, переезду. Командир полка остановил и приказал всем быстро в лес, и назначает для разведки боем к переезду из нашего батальона 5 ю роту, а так как там не было санинструктора — посылают меня. Когда мы добрались к переезду и залегли в снег, лежали с полчаса и ждали, и вот увидели колонну, впереди шло что-то неузнаваемое: на головах — шапки, шали, закутанные в тряпки, а за их спинами сидели на санях господа немцы в маскировочных халатах. Когда стали подходить близко к переезду, наш командир роты дал приказ подняться и вступить в бой. Передняя колонна сразу подняла руки и сдалась. Оказалось, что это мадьяры, а немцы повернули лошадей и поехали в деревню. Наша рота стала преследовать. Когда мы добежали до деревни, то немцы успели занять оборону в домах. Здесь нам пришлось трудновато, завязался бой. Командир роты разъединил на две группы людей, чтобы идти по обеим сторонам улицы. Я осталась по правой. В одном доме я перевязала семь бойцов, во втором — четырех бойцов, когда выбежала на улицу, то услышала крик около следующего дома. Перепрыгнула плетень и увидела раненого бойца. Он лежал на снегу возле кучки соломы. Наклонилась к нему и стала перевязывать, и в это время меня ранило в грудь и в правую руку.

Но за мной бежал наш боец, он вперед убил немца в окне, который стрелял из окна в нас обоих, а потом стал перевязывать нас. Вскоре подошел наш полк, нас всех раненых перевязали в санроте и отправили в полевой госпиталь. По излечении я снова прибыла в свой полк.

Были на Курской дуге, стояли в обороне. Вызывает меня командир батальона и говорит: «Сейчас понесут ужин бойцам на нейтральную зону, возьми санитарную сумку, пойдешь с ними, там окажешь медицинскую помощь». И вот мы пошли. Два бойца и я. Прошли траншеи своей обороны. Кругом тихо, порой только освещает ракета да летят трассирующие пули. Пришлось идти и ползти. И вдруг очень близко осветила ракета, и мы заметили недалеко немца. Когда ракета угасла, мои бойцы ставят около меня термосы с супом и говорят тихо: «Лежи». И смеются: «Карауль суп то, чтоб немец не поел, а мы на охоту».

И сами поползли. Пришлось караулить минут 30-40. Оглядываюсь на все четыре стороны и думаю: до своих бежать далековато, вот попала, ночь и дорожку не найду. Слышу — ползут. Свои или немец? Но когда ближе стали подползать, то услышала свое имя. Но охота была не впустую, взяли языка. Один боец взял термосы с супом и пошел к бойцам, а нам пришлось тащить этого немца до своего переднего края. Вскоре у меня открылось ранение на руке, и отправили в госпиталь в г. Белгород. Это около Старого Оскола. Когда прибыла в госпиталь, нас оказалось только двое из девушек раненых, так как в полевом госпитале мест не было, госпиталь располагался в школе. Врач нас двоих устроил на частной квартире недалеко от госпиталя, по центральной улице. На перевязку и кушать ходили в госпиталь. У меня болела рука, а у моей подруги касательное ранение правого виска, так что мы могли ходить. И вот как-то ночью в четвертом часу я проснулась и долго не могла уснуть. В нашем садике стояли две зенитки. Слышу — стали бить, и так часто. Я встала, одела на босую ногу сапоги и вышла на улицу. Увидела, что из госпиталя все, кто может, убегают, кто как смог. Когда я подбежала и спрашиваю — один боец шагал на костылях и кричит мне: «Беги быстрее — немец!». Я быстро вернулась в дом. Кричу: «Зина, быстрее подымайся», — а она спокойненько спит. Быстро вскочила, надела сапоги, юбку, а гимнастерки надевали на ходу, выбежали из дома и побежали, как и все, к мосту. Только перебежали мост, показались два немецких самолета, стали бомбить окраину, где был мост. Но не знаю, остался он целый или нет. И наш путь был 45 километров до ст. Корочи. А что было с нашими ногами! Пришлось ножницами перерезать мозоли, потому что бежали в одних сапогах без портянок, марш был хорош. Немцам сдаваться нельзя. […]

ГКУ ГАК, ф. П-483, оп. 1, д. 315, л. 20—24. Подлинник. Машинопись.